Итог неутешителен — с такими генеральскими и офицерскими кадрами воевать нельзя — себе дороже. Нужно обсуждать пути, как вырастить такой командный состав, чтобы, отдавая в армию детей, бояться только противника, а не своих же генералов. Но с кем обсуждать? С теми, кто хочет, чтобы Россия имела достойную армию, но не имеет для этого власти, или с теми, кто имеет власть? Но ведь тем, кто имеет сегодня власть в России, плевать на армию — им чем она хуже, тем лучше. Слабая армия не нападет на их благословенную Америку, в которой они спрятали украденные у России деньги и куда, в случае чего, они собираются удрать. А если даже наша нынешняя армия и нападет на США, то американцы купят в нашей армии генеральских уродов, как они купили их в Ираке, и эти уроды предадут.

И, тем не менее, давайте немного поразмышляем на тему, какая бы у нас была армия, если бы не наша вонючая власть.

Что надо было бы оставить свое? Самоотверженность, сознание того, что ты частица народа, патриотизм и самопожертвование. Не будем напрасно хулить немцев, но эти вещи у нас были лучшего качества.

Что надо было бы взять у немцев? Ту степень делократизации (сами немцы называют ее единоначалием), что у них была, и осмысленность того, зачем это единоначалие требуется. Напомню, что именно единоначалие дает.

При бюрократизме думает только самый высокий начальник, а чаще всего и не он, а его ни за что не отвечающие штаб и советники. Все остальные командиры просто [732] тупые передатчики приказов сверху вниз. А при единоначалии каждый из них должен думать, т.е. вносить в победу собственный ум, и при этом масса ума, собранного для победы, многократно возрастает. При единоначалии каждый командир становится творцом, а посему его жизнь становится интереснее и счастливее.

Второе, что надо взять у немцев, — храбрость. Не годится, когда на одного храбреца десяток трусливых подонков в погонах. В бою на этих перепуганных баб храбрецов не напасешься. Никаких извинений трусости быть не может. Не важно, кого этот офицер боится, — жену или начальника, — раз трусит, значит, погоны долой! Когда будет рядовым, у него за спиною будет капрал с палкой, а за офицерами их не поставишь. Не уберем из армии трусов, и случится война — солдатской крови трусы в погонах прольют немерено.

Третье — смелость. Однако смелость базируется на знании своего дела, а посему является следствием подготовки офицера. Я не вижу никаких достоинств в нынешней системе военного образования. За полтора века она убедительно показала свою никчемность. Тут нам нужно как немцам — не «учить на офицера», а воспроизводить их из недр армии — делать командирами лучших бойцов.

И, главное, нам нужна честность командного корпуса армии, такая честность, как у немцев, но лучше. Вспомните, что древние персы ценили в воине — стрельбу из лука, езду верхом и честность. Первые две вещи — это пустое, этому обучатся, а главное — честность! Во всем, в любых мелочах! В пустяке соврал, значит, в командиры не годится — трус! В бою, сволочь, прольет солдатскую кровь из-за своей трусости.

Все это, скажете вы, хорошо, да где же таких взять? Ведь их, таких, пожалуй, что и у немцев не осталось, а мыто их где насобираем? В армии и в государстве — где ж еще? Не китайцев же приглашать (хоть я против них ничего и не имею) — наша проблема, нам ее и решать.

Для начала я персональные воинские звания упразднил бы, а армию разделил на три части: боевую, тыловую и вспомогательную.

В боевую я бы включил всех тех, кто действует оружием, [733] неважно, личным или коллективным. Это не только стрелки, но и экипажи самолетов и боевых кораблей, расчеты орудий и ракетных систем. Их бы называл не солдатами, а бойцами или воинами. И в названиях их подразделений употребил бы как можно больше слов с русскими корнями. Неважно, что эти слова сегодня менее употребимы, чем иностранные, но русский человек их суть почувствует. Чем плохи для названий боевых подразделений и частей слова «ватага», «артель», «сотня», «полк», «дружина», «рать», да, собственно, чем плоха татарская «тьма»? Ведь давно вместе живем, и выражение «тьма народу» понятно русскому без перевода. И чем плохи названия командных должностей «приказной», «старшина», «прапорщик», «сотник», «артельщик», «боярин», «воевода»? Дело здесь не в квасном патриотизме, просто эту боевую часть армии нужно отделить и выделить капитально, поскольку именно в нее нужно будет отбирать лучших из тех, кто есть, и именно ее командный состав должен выстроить хребет армии.

Вторая часть армии — тыловая. Это те, чье действие оружием по противнику в успешном бою не предполагается, но, с учетом всех превратностей войны, возможно. Это строители и тыловые колонны, различного рода радиометристы, связисты и служащие штабов. Им бы я оставил и звание «солдат», и нынешние звания, проектируя их на должности. Чем будет плохо, если объединением будет командовать воевода, начальником его штаба будет подвоевода, а начальником оперативного отдела — генерал-майор?

Ну и оставшаяся часть армии — от военных комиссаров, до работников Минобороны — это военнослужащие. И название их должностей — военные советники соответствующего класса.

И, конечно, внешне, по форменной одежде эти три части армии должны отличаться очень резко. Разделить армию нужно по целому ряду причин, но сначала главной будет нехватка храбрых, смелых и честных. Вот таких и нужно в первую очередь направлять в боевую часть армии, а эту боевую часть сделать кузницей кадров для остальных частей. Поскольку, как я полагаю, все поступающие в армию должны начать службу бойцами, а уж затем, если командиры [734] воинов сочтут их способными занимать должности в армии, то переходить в солдаты или военнослужащие.

Поскольку как ни объясняй, а все равно найдутся те, кто поймет тебя неправильно, то еще раз подчеркну: все предложенные мною выше реорганизации вторичны и нужны лишь для одного — для отбора и комплектации командных кадров армии людьми честными, храбрыми и смелыми. Кормить в качестве армии всех тех, кого мы кормим сейчас, — это унижение для народа.